"ВЕРЕЩАГИН И МАРТИ: ВСТРЕЧА ПО ТУ СТОРОНУ ОГНЯ И СМЕРТИ"
Выражаю благодарность организаторам сегодняшней встречи за приглашение принять в ней участие и сделать содержательный доклад. Помимо общей причины у меня две дополнительные мотивации. Первая, это то, что я, профессиональный испанист, проработавший 10 лет в ИЛА АН СССР и занимавшийся в том числе Кубой, с удовольствием возвращусь к кубинской теме после 30-летнего перерыва. Вторая, то что мой давний коллега, выдающийся писатель-журналист, дипломат и востоковед Л.М. Дёмин подарил с автографом в далёком 1991 году свой замечательный альбом-биографию «С мольбертом по земному шару. Мир глазами В.В. Верещагина».
Тема «Верещагин и Марти» – не новая, неоднократно обсуждалась и освещалась на страницах печати. Её досконально изучил кубинский дипломат и писатель: Блас Набель Перес Камехо, автор нескольких книг и десятков статей. Как известно, Верещагин был на Кубе три раза, написал там около 60 художественных работ различного формата, а Хосе Марти посвятил творчеству русского художника большую и яркую публикацию. Всё это давно стало достоянием науки и культуры.
И тем не менее, сегодня, в условиях современной войны и вызовов XXI века, тема «Верещагин и Марти» снова звучит актуально, поворачивается новыми гранями. Куба и Россия вновь подтверждают своё стратегическое партнерство в условиях гегемонизма США и вооруженной агрессии НАТО.
Чтобы выйти за пределы общих фраз, комплиментов и дипломатических реплик, рассмотрим отношения Верещагина и Марти в историческом контексте с учётом хроники событий.
Итак, сентябрь 1888 года. Из консервативной России эпохи императора Александра III в США периода правления демократа Гровера Кливленда приезжает выдающийся и знаменитый уже к тому времени художник-баталист Василий Васильевич Верещагин, путешественник, объехавший полмира. На его грандиозной и успешной выставке в Нью-Йорке, где было представлено около 200 художественных работ, включая знаменитые полотна и малоизвестные эскизы, среди тысяч восхищенных посетителей оказался Хосе Марти, талантливый, опытный и тоже известный к тому времени кубинский писатель-журналист, корреспондент нескольких испаноязычных газет. Знаменитости не были знакомы и не были подобны друг другу. Один – невозмутимый богатырь с созерцательным, христианским мировоззрением, другой – страстный публицист, революционер-демократ. Первый – воплощение Севера, с его внешней холодностью, рассудительностью, второй – дитя знойного юга, огонь и страсть. Разница в возрасте на 11 лет тоже имела значение, тем более, что на Западе раньше вызревали либеральные и революционные идеи.
Хосе Марти был в восторге от выставки картин Верещагина, и написал в начале 1889 года для аргентинской газеты «La Nacion» блестящий, по-философски глубокий, очерк, достойный серьёзного анализа. Он заслуженно стал классическим текстом и уже сегодня цитировался неоднократно. Сравнительно большая статья, написанная ярким, образным языком в стиле раннего модернизма, содержит яркую характеристику самого художника, даёт обзор его великолепных полотен, где автор размышляет как философ и эстет.
Статного славянина и бородатого великана – Верещагина кубинец сравнивает с Геркулесом, но при этом описывает, как Сфинкса. У него орлиный взгляд, хищный нос, крепкие челюсти, а ещё у него «кровавые крылья и когти, как камень». Исполину тесно передвигаться в изящном французском плаще, и кажется, что «под фраком он носит панцырь». Хотя по стилю художник – новатор, «он – сама патриархальность, живой камень, с наивной и возвышенной душой». «Светом горят глаза русского, глаза, в которых отражается Восток и пламень».
Действительно, именно восточная экзотика более всего поразила сердца зрителей: пышная процессия в Джайпуре, мраморный мавзолей Тамерлана, раскаленная солнцем Палестина, прохладные пещеры Кавказа, величественные горы Тибета, и десятки характерных этнических персонажей: от горделивого эмира Самарканда до набожных еврейских раввинов. А для американцев Россия, с её мужиками в лаптях, бабами в пёстрых платках и дымящимися самоварами, – тоже Восток.
Для Хосе Марти Россия – нечто гораздо большее, чем экзотика. Поэту и писателю, знакомому с творчеством Пушкина, она видится, как нечто загадочное, великое и могучее, эпическое по своему размаху. По его мнению, русский характер противоречиво совмещает два начала: первобытное и завоевательное. Из-за этого архетипа «царевич здесь похож на мужика, князь на извозчика, а дворец, где льётся шампанское, напоминает избу, где глушат водку». И всё из-за того, что в глубине сердца нет внутренней свободы. В царской России «горе тому, кто открыто, во всеуслышание призывает милость к падшим», и голос таких правдивых писателей, как Толстой, звучит вызовом существующему строю.
Кубинец, хорошо знакомый с классической и современной живописью, искренне восхищён мастерством художника, чья уверенная кисть «подобна сабле»; он восторгается его наблюдательностью и точностью, свежестью стиля и светом ярких красок. Такое искусство, «возвышенное и сокрушительное, приходит из неведомых и неукротимых тайников души». Однако главное для Марти – не форма, не внешняя сторона, а содержание, смысл, глубина. «Сначала справедливость, а потом искусство!» – вот лозунг революционера, желающего разжечь пламя свободы с помощью муз. И кубинец находит у Верещагина эту справедливость, которая делает его картины священными. Именно этим эпитетом поэт завершает своё эссе: «Толпа спешит поглядеть священные картины».
Чем обусловлена такая высокая оценка живописи Верещагина? Думаю, что она связана с вечной проблемой жертвенной смерти, с темой народного подвига и героическими страницами истории, «написанными кровью» под Бородино, под Плевной, под Шипке и где бы то ни было: «Вот генерал с опущенной головой словно готовится к последнему причастию; мундир небрежно накинут у него на плечи, у ног его лежит только что скончавшийся солдат с землистым лицом. А рядом другой мертвец с зеленым лицом, подобрав под себя ноги и широко раскинув руки, смеется жутким предсмертным смехом. А вот солдат, осторожно, как друга, поддерживает раненую ногу, уложенную в шину. Другой солдат поддерживает повисшую плетью руку. Еще один, стиснув зубы, тщетно пытается привстать, а кругом груды солдатских ранцев, котелки, разбитые винтовки. Оставшиеся в живых курят, лежа среди мертвецов и раненых». «И единственные стражи, которые караулят этих мертвецов (это уже в другой картине), – телеграфные столбы, необычайно красноречивые в этом безмолвии. А единственными друзьями убитых солдат можно считать воронов, сидящих на их телах и одежде».
По мнению Марти, русский художник, со свойственным ему нарочитым спокойствием, находит величие там, «где царит одинокая смерть, там, где человек уже перестал страдать», а кубинскому революционеру хотелось бы видеть нечто большее, чем созерцание. Они оба смотрят смерти в лицо, но видят её по-разному. Один – взывает к жалости, другой – к призывает к восстанию. Один говорит: «Вот – смерть. Memento mori». Другой: «Да, смерть! Viva la Muerte!»
Верещагин был на Кубе три раза, в 1901 году – дважды и один раз в 1902 году. Между той самой, незабываемой, выставкой в Нью-Йорке и поездками на Кубу прошло более десятка лет, бездна событий. Не могу сказать, «пропасть», потому что эти события связаны невидимыми нитями.
Хосе Марти, с юных лет стремившийся к защите человеческого достоинства, к свободе выражения личности и независимости своей Родины, основал в 1892 году Кубинскую революционную партию. Одним из её печатных органов стала газета «Patria», превратившаяся в мобильный штаб сторонников радикальных действий. 24 февраля 1895 года Хосе Марти возглавил национально-революционное восстание кубинцев против испанского колониализма, чья программа вскоре была изложена в знаменитом «Манифесте Монте-Кристи». Однако, идейному вдохновителю повстанцев не удалось увидеть плоды своей многолетней борьбы. 19 мая того же года он героически погиб в своём первом бою за освобождение Родины. В 1898 состоялась Испано-американская война, в ходе которой янки перехватили инициативу у революционеров и захватили Кубу, принадлежавшую с XVI века королевству Испания.
Чем занимался в это время Верещагин? После возвращения из Америки художник почти 50-летнего возраста, находящийся в зените славы и материального благополучия, решает по-новому обустроить свою личную жизнь. Он подаёт на развод и начинает совместную жизнь с пианисткой Лидией Андреевской, которая музыкально сопровождала выставки художника (её нежную, томную и негромкую музыку, доносившуюся из-за гобеленов, трижды упоминает в своём очерке о Верещагине наблюдательный Марти). Василий Васильевич покупает в аренду большой участок земли и по собственным эскизам строит дом для новой семьи, с большой мастерской и хозяйственными пристройками.
В 1894 году, когда царский трон мирно перешёл от консервативного Александра III к более либеральному Николаю II, великий художник вместе с молодой женой путешествует по рекам русского Севера и Белому морю, посещает Соловки. В 1899 году он счастливо проводит с семьёй летние месяцы в Крыму. Когда в самом начале XX века стали распространяться устойчивые слухи о выдвижении кандидатуры и Верещагина на Нобелевскую премию, честолюбивый мастер устраивает свою выставку в Стокгольме, дабы ускорить процесс. Однако слухи и надежды не оправдались, и Василий Васильевич уезжает на Филиппины (тоже недавно отпавшие от испанской Короны), подальше от европейских интриг. А уже потом, в 1901 году – в США и на Кубу.
В Америку художник снова везёт свою выставку. Там его знают, ценят, готовы встретить, сопроводить. Верещагина лично опекает и принимает у себя с почестями президент Теодор Рузвельт, по убеждениям республиканец и империалист. Узнав, что художник интересуется подробностями Испано-американской войны, где он принимал активное участие в должности командира добровольческого кавалерийского полка «Мужественные всадники», президент с удовольствием консультирует его, оказывает содействие по ходу дела. В результате появляется картина под названием «Взятие Рузвельтом Сан-Жуанских высот» (1902), где на первом плане её полной версии развивается флаг США. Исследователь Блас Набель обратил внимание, что на ней изображены повстанцы-мамби в их характерной одежде, а само полотно показывает героизм кубинцев,. Вместе с тем, известно, что повстанцев изначально возглавляли генерал Максимо Гомес и Хосе Марти. Каким образом янки вмешались в ход национально-освободительной войны и смогла направить её ход в русло своих интересов, это тема для специально военно-политического исследования.
А здесь уместно привести цитату из подаренной мне книги Л.М. Дёмина: «Идеализируя личность Теодора Рузвельта, Верещагин не распознал в нём до конца зловещей фигуры энергичного и убежденного экспансиониста, проводника политики крупных американских монополий». И далее: «В этом отношении новая работа Верещагина не смогла сравниться с его лучшими, наиболее обличительными произведениями предыдущих военных серий».
Другой парадоксальный факт состоит в том, что американские экспозиции картин Верещагина 1902 года, проходившие в нескольких городах, несмотря на личную поддержку президента Рузвельта, огромное количество публики и многочисленные комплименты зрителей, потерпели финансовый провал. Доверчивого художника элементарно обманули американские-посредники. И он стал жертвой мошенничества, также как в 1920 году Н.К. Рерих в том же Нью-Йорке.
Ещё стоит упомнить о другой грандиозной выставке полотен Верещагина, самой крупной в истории, которая состоялась в Москве сравнительно недавно, в 2018 году. На ней не была представлена ни одна из 60 картин Кубинской серии художника. А коллекцию из знаменитых шедевров неплохо было бы дополнить малоизвестными пейзажами, написанными в упомянутой поездке в Америку, например, «Крепостью Эль-Морро в Сантьяго-де-Куба» или «Королевской пальмой».
В заключение, хочу сделать акцент на том, что связывает Верещагина и Марти. Оба они – художники. Один – мастер живописи, другой – мастер слова. Оба – эстеты, ценители прекрасного во всех его проявлениях. Оба они погибли на поле брани. Один – в своём первом бою против испанских колонизаторов. Другой – на военном корабле от японской мины. «Смерть не страшна, если ты выполнил своё предназначение», – писал апостол кубинской независимости. Оба патриота принесли свою жизнь в жертву на алтарь Родины.
В этой связи надо глубже понять и исследовать влияние идей Хосе Марти на Фиделя Кастро, идеолога социалистической революции на Кубе. Не случайно команданте Фидель говорил о том, что народное восстание 1895 года было примером для тех, кто штурмовал дворец Монкады 26 июля 1953 года. Оба национальных героя лично возглавляли вооруженные отряды повстанцев.
Уместно вспомнить и слова Героического партизана Эрнесто Че Гевары, назвавшего в 1960 году идеолога кубинской независимости «прямым наставником нашей революции». А он понимал её широко, интернационально: «Хосе Марти – больше, чем кубинец, он американец, он принадлежит всем двадцати странам нашего континента, его уважают не только здесь, на Кубе, но и по всей Америке».
Я поддерживаю идею памятника Хосе Марти и Василию Верещагину как символа дружбы между Кубой и Россией. Их идейное наследие актуально по сей день для всего мира. Кроме того, предлагаю одновременно сделать на избранную тему небольшой, но содержательный документально-художественный фильм.
Пусть миллионы людей увидят славные страницы истории глазами гениального художника, услышат комментарии к ним великого поэта и революционера. Пусть они увидят восхитительное многообразие мира, трагедию войны, величие России и Кубы.
Потому что Россия – это душа и сердце мира. Она сокровище духовных ценностей и знаний, оплот сил добра, удерживающих общество от деградации и дегуманизации.
Куба – это легендарный остров Свободы. Куба – форпост революции, надежда Нашей Америки. Куба –дерзкий вызов империализму янки.
Viva Cuba! Cuba si, yanki – no!
Москва, редакция 29 января 2023 года.
